Светлана [сборник] - Василий Андреевич Жуковский

Полон песней вдохновенных:

Там красавица младая,

Струны звонкие подслушав,

Обомлеет, затрепещет

И с альтана[8] взор наклонит.

Он приходит в замок Бальби,

И под окнами поет он

Все, что сердце молодое

Втайне выдумать умело.

И цветы с высоких окон,

Видит он, к нему склонились;

Но царицы сладких песней

Меж цветами он не видит.

И ему тогда прохожий

Прошептал с лицом печальным:

«Не тревожь покоя мертвых;

Спит во гробе Изолина».

И на то певец Алонзо

Не ответствовал ни слова:

Но глаза его потухли,

И не бьется боле сердце.

Как незапным дуновеньем

Ветерок лампаду гасит,

Так угас в одно мгновенье

Молодой певец от слова.

Но в старинной церкви замка,

Где пылали ярко свечи,

Где во гробе Изолина

Под душистыми цветами

Бледноликая лежала,

Всех проник незапный трепет:

Оживленная, из гроба

Изолина поднялася…

От бесчувствия могилы

Возвратясь незапно к жизни,

В гробовой она одежде,

Как в уборе брачном, встала;

И, не зная, что с ней было,

Как объятая виденьем,

Изумленная спросила:

«Не пропел ли здесь Алонзо?..»

Так, пропел он, твой Алонзо!

Но ему не петь уж боле:

Пробудив тебя из гроба,

Сам заснул он, и навеки.

Там, в стране преображенных,

Ищет он свою земную,

До него с земли на небо

Улетевшую подругу…

Небеса кругом сияют,

Безмятежны и прекрасны…

И, надеждой обольщенный,

Их блаженства пролетая,

Кличет там он: «Изолина!»

И спокойно раздается:

«Изолина! Изолина!» —

Там в блаженствах безответных.

Эльвина и Эдвин

В излучине долины сокровенной,

Там, где блестит под рощею поток,

Стояла хижина, смиренный

Покоя уголок.

Эльвина там красавица таилась, —

В ней зрела мать подпору дряхлых дней,

И только об одном молилась:

«Все блага жизни ей».

Как лилия была чиста душою,

И пламенел румянец на щеках —

Так разливается весною

Денница в облаках.

Всех юношей Эльвина восхищала;

Для всех подруг красой была страшна,

И, чудо прелестей, не знала

Об них одна она.

Пришел Эдвин. Без всякого искусства

Эдвинова пленяла красота:

В очах веселых пламень чувства,

А в сердце простота.

И заключен святой союз сердцами:

Душе легко в родной душе читать;

Легко, что сказано очами,

Устами досказать.

О! сладко жить, когда душа в покое

И с тем, кто мил, начав, кончаешь день;

Вдвоем и радости все вдвое…

Но ах! они как тень.

Лишь золото любил отец Эдвина;

Для жалости он сердца не имел;

Эльвине же дала судьбина

Одну красу в удел.

С холодностью смотрел старик суровый

На их любовь — на счастье двух сердец.

«Расстаньтесь!» — роковое слово

Сказал он наконец.

Увы, Эдвин! В какой борьбе в нем страсти!

И ни одной нет силы победить…

Как не признать отцовской власти?

Но как же не любить?

Прелестный вид, пленительные речи,

Восторг любви — все было только сон;

Он розно с ней; он с ней и встречи

Бояться осужден.

Лишь по утрам, чтоб видеть след Эльвины,

Он из кустов смотрел, когда она

Шла по излучине долины,

Печальна и одна;

Или, когда являя месяц роги

Туманный свет на рощи наводил,

Он, грустен, вдоль большой дороги

До полночи бродил.

Задумчивый, он часто по кладбищу

При склоне дня ходил среди крестов:

Его тоске давало пищу

Спокойствие гробов.

Знать, гроб ему предчувствие сулило!

Уже ланит румяный цвет пропал;

Их горе бледностью покрыло…

Несчастный увядал.

И не спасут его младые леты;

Вотще в слезах над ним его отец;

Вотще и вопли и обеты!..

Всему, всему конец.

И молит он: «Друзья, из сожаленья!..

Хотя бы раз мне на нее взглянуть!..

Ах! дайте, дайте от мученья

При ней мне отдохнуть».

Она пришла; но взор любви всесильный

Уже тебя, Эдвин, не воскресит:

Уже готов покров могильный,

И гроб уже открыт.

Смотри, смотри, несчастная Эльвина,

Как изменил его последний час:

Ни тени прежнего Эдвина;

Лик бледный, слабый глас.

В знак верности он подает ей руку

И на нее взор томный устремил:

Как сильно вечную разлуку

Сей взор изобразил!

И в тьме ночной, покинувши Эдвина,

Домой одна вблизи кладбища шла,

Души не чувствуя, Эльвина;

Кругом густела мгла.

От севера подъемлясь, ветер хладный

Качал, свистя во мраке, дерева;

И выла на стене оградной

Полночная сова.

И вся душа в Эльвине замирала;

И взор ее во всем его встречал;

Казалось — тень его летала;

Казалось — он стонал.

Но… вот и въявь уж слышится Эльвине:

Вдали провыл уныло тяжкий звон;

Как смерти голос, по долине

Промчавшись, стихнул он.

И к матери без памяти вбежала —

Бледна, и свет в очах ее темнел.

«Прости, все кончилось! (сказала) —

Мой ангел улетел!

Благослови… зовут…